«Ангел в эфире» читать онлайн

Лорен Маккроссан

Ангел в эфире

Глава 1

ПРИСЯДЬ

До сих пор помню, как он был одет, когда мы впервые встретились. Наблюдательность – отличительная черта женщин. Спроси любую: «В чем он был?» или «Как выглядел?» – и получишь детальный отчет о внешности возлюбленного – от кончиков ногтей до цвета носков. Задайте тот же вопрос мужчине, и все, на что он окажется способен: «Ну, вроде она блондинка, примерно такого роста… Да что вы вообразили, неужели я могу вспомнить, как она была одета?» Вряд ли такой гражданин способен предоставить следствию детальное описание преступника.

Мы познакомились в старших классах. Если точнее, в классе с углубленным изучением английского языка (такие есть в Шотландии). Совершенно непредумышленно я подсела к одному из редчайших жеребчиков выпускного класса школы Святой Бригитты и тут же поняла: это мое. Незадолго до описываемых событий девственные объятия вышеназванного заведения впервые распростерлись навстречу представителям противоположного пола. (Подозреваю, для того, чтобы хоть немного облегчить тяжелую долю географа, которому выпало несчастье быть единственным мужчиной во всем заведении, а заодно и предметом обожания полутора тысяч девчонок.) В крови нежных созданий бесновались нерастраченные гормоны, повсюду царила атмосфера безудержного флирта, и парней на всех явно не хватало. Конкуренция царила жесточайшая: женский пол натачивал коготки и набивал носками лифчики. За какую-то неделю в местной аптеке разошлись все мыслимые запасы перекиси для осветления волос, блеска для губ и тестов на беременность (между этими тремя наименованиями ассортимента явственно прослеживалась некая связь).

Впрочем, я здесь была новенькой – моему папочке Стиву, или Стефану, как любит называть его мамуля-француженка, вздумалось перевезти семью из Нориджа в Глазго в самое горячее для любимого дитятки время, в начале учебного года. Делать нечего: сорвались с нажитого местечка и рванули на север. Папулю нередко осеняют «замечательные мысли», но вот дельные попадаются нечасто. Надо же было ему жениться на хорошенькой француженке из Бордо, умыкнуть ее из родного дома и перевезти в Восточную Англию, где ей до конца замужней жизни будут сниться родные виноградники и придется нарочито говорить с ошибками, чтобы не сойти за местную. Потом отец позволил назвать свою дочь Анжеликой Найтс. (Да-да, в честь тех самых «рыцарей Круглого стола», хотя моему отцу так же далеко до доблестного рыцаря сэра Ланселота, как мне до чемпионки по скоростным вычислениям в уме.) И в довершение всего ему взбрело в голову устроиться на фабрику по производству виски – с его-то тягой к спиртному. Впрочем, о пагубном пристрастии моего обожаемого родителя мы поговорим позднее.

Моя мама, Дельфина, напутала с расписанием, я опоздала в школу на целый месяц, и поэтому все воспринимали меня как новенькую. Я и понятия не имела, что незанятое место рядом с нашим «вороным» неофициально числилось за «божественной» Кери Дивайн, самой снежной из всех снежных королев выпускного класса. Авторитет ее был столь непререкаем, что она позволяла себе опаздывать на каждый урок где-то на семь минут, не опасаясь, что ее место кто-нибудь займет. Ни одна девчонка из школы не посмела бы примоститься вблизи человека, на которого положила глаз Кери Дивайн и с которым гуляла с тех самых пор, как они четырнадцатилетними подростками играли в «передай сосалку», когда он еще учился в школе для мальчиков на той же улице и слыл там заводилой. В общем, сама того не подозревая, я покусилась на запретный плод, который не предпринял ни единой попытки меня в этом уведомить. И вот сижу я преспокойненько за злосчастной партой, рядом лежат моя новая блестящая тетрадка со съемными блоками, книга «Госпожа Бовари» и мой обожаемый пенал. На крышке последнего была объемная картинка – цветок, символ группы «Джеймс», и я то и дело поглаживала пальцами его лепестки, напевая про себя одну из величайших песен всех времен – «Присядь». Помню, когда записанный вживую сингл занял вторую строчку чарта, уступив единственному и неповторимому хиту Чесни Хоукс «Единственный и неповторимый», я бесновалась – так неуемна была моя тинейджерская обида. Эта песня для меня многое в те годы значила – как значит и сейчас (я вообще музыку люблю, потому-то и стала диджеем). Итак, я присела, но тут в дверях показалось ее царственное величество, одарившее меня таким взглядом, который вполне мог бы расплавить даже мою нестерпимо голубую тушь электрик-блю.